Наконец был поднят якорь, и ветер наполнил парус. Корабль начал неторопливое движение. Вот до берега уже четыре сажени, десять, теперь можно вздохнуть поспокойней. Казалось, настигнувшие было беглецов преследователи теперь яростно кричали на берегу, бессильно потрясая оружием.

— Кажется, ушли, — с непередаваемым облегчением простонал Ярик. — А вслед за нами они не пойдут?

Дарг задумчиво погладил рукоять сабли и буркнул:

— Я думаю, что нет. Отрыв слишком велик, да и как только я окажусь на суше, то первый же практикующий маг закроет меня от шамана. И Боск это понимает, как никто другой. Дорогой братец потерял все шансы получить мою голову!

— Но ведь раньше… — рискнул возразить раб.

— Раньше было другое время! У племени ещё не было таких потерь.

Хозяин дёрнул головой и пошёл на корму. Ярик же с холодком в душе понял, что его в чужой стране продадут. Он единственная ниточка, по которой хозяина можно будет найти.

И если к этому хозяину Ярик ещё как-то притерпелся, то с новым наверняка возникнут проблемы.

— Дерьмо!! — Одно слово шепнул раб, тогда как хотелось его проорать, да ещё ударом проломить палубу под ногами. — Дерьмо!!!

Ярик сидел на носу корабля и, похоже, старался проникнуть за ту грань, что принято называть горизонтом. Хозяин его не трогал. Он то сидел в своей каюте, то о чём-то разговаривал с Гузаком или Весемиром. Матросы выполняли каждый свою работу, подгоняемые Вольтом, который оказался боцманом. Остальные лениво занимались своими делами: играли в кости, травили байки, кто-то спал в трюме, кто-то фехтовал на коротких мечах. До корда никому не было дела. Нет, у него могли что-то спросить, просто прикрикнуть, но в основном воспринимали как груз, некую разновидность балласта. В этом плавании Ярик, как никогда, ощущал себя неодушевлённым предметом, вещью. Даже у кочевников было проще, там он воспринимал себя пленником, при бегстве через половину Сардуора — младшим партнёром, что ли, но лишь иногда — вещью. Поганое, надо сказать, ощущение.

Но Ярик не давал чувствам захлестнуть себя с головой — он творил. Именно так можно назвать то действо, которое он совершал каждую свободную минуту. Он прокладывал дорогу к свободе. В этом безумном странствии было как-то не до распутывания чужих заклятий, но теперь, в тиши и спокойствии, следовало наверстать упущенное. И Ярослав вытягивал из себя все жизненные соки, балансируя на грани полного истощения, торил дорогу к средоточию своей Силы. Каждый шаг к свободе был тяжелей и сложней предыдущего. Приходилось интуитивно, не всегда вполне осознавая свои действия, совершать невозможное.

За какие-то дни он высох до состояния скелета. Это вызвало некоторое беспокойство у хозяина: всё же Ярик был его движимым имуществом. Дарг даже снизошёл до того, что договорился с Весемиром об увеличении количества еды для Ярика. Помогало мало. Точнее, мало сказывалось на внешнем виде, просто эти новые крохи жизненных сил также шли в дело.

Каждый день раб садился на носу судна и, подставив лицо солнцу, погружался в транс. Когда же силы кончались, то он просто сидел, размышляя. Единственное событие, которое отвлекало раба от отстранённого созерцания моря, это ежедневные тренировки Дарга. Хотя тут не было ничего удивительного — на эти тренировки сбегались посмотреть все незанятые члены команды.

Начиналось это ближе к вечеру. Дарг, обнажённый по пояс, поднимался на крышу кормовой надстройки и, воздев саблю и кинжал к небу, стоял так несколько ударов сердца. А затем начинал свой танец. Нет, конечно же Ярик уже видел тренировки хозяина в их долгом пути, но это всё было не то. Только здесь хозяин имел время для настоящей тренировки, которая так походила на смертельный танец стали во имя жизни. Воздух ровно гудел, стальные полосы рассекали воздух, не давая врагу ни шанса. Ритм танца завораживал. Когда Дарг начинал, всё смолкало, оставались только солнце, плеск волн, посвист стали и смазанный силуэт. Перед затаившими дыхание зрителями открывались грани великого искусства. Но Дарг выкладывался полностью вновь и вновь, стремясь расширить границы собственного мастерства. Только два человека знали причины исступления, охватившего степного воина. Воспоминания о поражении от странного желтокожего воина ядовитыми занозами засели в памяти Дарга. Значит, что-то не так, что-то недоработано, где-то есть слабина! И Дарг продолжал ткать узоры смерти, претворяя в жизнь сочинённые им комбинации и финты и раскрывая во всей полноте свой талант фехтовальщика.

А Ярик, доведший себя до полного истощения, в такие минуты сидел замерев, широко раскрыв глаза и намертво впечатывая в память чужой танец. Надо было только увидеть, подстроиться под чужой ритм и слиться с ним сознанием. В такие моменты Ярику казалось, что это он танцует там, на корме. Неуловимая дрожь пробегала по мышцам, и всё заметнее крепла воля к победе.

Однажды Ярик спросил хозяина, почему он перестал курить гарлун. Знаний раба уже хватало на то, чтобы понять важность данной травки в культуре местных фехтовальных школ.

— Мне это уже не надо, раб. Всё, что мне мог дать гарлун, я уже получил. Теперь всё решают обычные тренировки. — Голос Дарга был сух и неприятен. Те ростки нормальных человеческих отношений, что существовали между рабом и хозяином, благополучно увяли. Больше Ярослав к Даргу не обращался.

После таких тренировок вокруг Гузака или Вольта собирались матросы и в который раз слушали историю об их ночном спасении. С каждым рассказом число бандитов удваивалось, а обычная схватка приобретала облик кровавой баталии. Что больше всего удивляло Ярика, так это поведение Гузака. Первый помощник, второй человек после Бога (первый это капитан!), а с матросами на короткой ноге! В то утро, когда хозяин с Яриком заявились на этот когг, он даже спал в матросском кубрике, а не в своей каюте. Хотя, будучи настолько пьяным, он мог и корабль не найти, не то что каюту!

До чуткого уха корда донёсся цокот коготков. Руал опять странствовал по кораблю, что-то вынюхивая и выискивая. Насколько понимал Ярослав, в здешнем семействе крыс произошло резкое падение поголовья. А среди экипажа поползли слухи о серой тени, что возникает из ниоткуда и пропадает в никуда, после чего обнаруживается пропажа всевозможных вещей. Корабельный кок даже донёс до капитана сведения о пропаже одного свиного окорока и половины бочонка вина. Последний факт был настолько явной ложью, что мучимый похмельем кок представил себе возможные последствия сказанного, только закончив речь. Но в тот раз ему на редкость повезло: Весемир сам впервые увидел загадочную тень и теперь мучился раздумьями о возможности видений у насквозь трезвого человека.

Но еда действительно пропадала. Постоянно скрывающийся Прыгун то и дело притаскивал обожаемому повелителю самые лакомые кусочки. Один раз принёс даже крысу, но Ярик отказался. Пускай в Лесу он ел всякое, но ведь сейчас он не в Лесу?!

Иногда Ярик сливался сознанием со зверем и лазил по корабельным закоулкам, слушал чужие разговоры, выискивая крохи информации об окружающем мире. К сожалению, подобные деяния он мог совершать, только лёжа в своём гамаке в матросском кубрике — здесь никто не заподозрит неладное.

Так, неспешно продираясь сквозь рутину морского путешествия, Ярик приближался к новому материку. Иногда он даже недоумевал, почему почти все капитаны отказались от переправки пассажиров в Джугу — никакие пираты пока не встречались. Но на шестой день путешествия раб ощутил всеми фибрами своей души начавшую сжиматься пружину напряжения. Люди ожидали нечто ужасное, одновременно желая, чтобы страшащая их участь прошла стороной. Так замирает природа перед грозой, когда неестественная тишина опускается на мир и всё замирает до той поры, пока не грянет гром…

Гром грянул на пятнадцатый день плавания. Время уже давно перевалило за полдень, и на кормовой надстройке опять сверкали клинки. Так и не успевшие привыкнуть к необычному зрелищу зрители собрались на палубе. Только на мачте в «вороньем гнезде» сидел наблюдатель. И в самый разгар боя с тенью над палубой пронёсся крик. Застыл в низкой стойке воин, вскочили на ноги матросы.